Вы, конечно, ребята, и сами знаете, что в каждом полицейском участке всю ночь дежурят несколько полицейских на тот случай, если что-нибудь стрясётся: скажем, к кому-нибудь разбойники полезут или просто злые люди захотят кого обидеть. Вот затем-то и не спят полицейские всю ночь напролёт; одни сидят в дежурке, а другие - их называют патрулями - ходят дозором по улицам и присматривают за разбойниками, воришками, привидениями и прочей нечистью.
А когда у этих патрульных ноги заболят, они возвращаются в дежурку, а на смену им идут другие. Так продолжается до самого утра, а чтобы не скучать в дежурке, курят они там трубки и рассказывают друг другу, где что интересное видели.
Вот однажды сидели полицейские, покуривали и беседовали, и тут вернулся один патрульный, как, бишь, его... ага, пан Халабурд, и говорит:
- Здорово, ребята! Докладываю, что у меня уже ноги заболели!
- Сядь посиди, - приказал ему старший дежурный, - вместо тебя пойдёт в обход пан Голас. А ты нам расскажи, что нового на твоём участке и какие были происшествия.
- Сегодня ночью ничего особенного не случилось, - говорит Халабурд. - На Штепаньской улице подрались две кошки, так я их именем закона разогнал и сделал предупреждение. Потом на Житной улице вызвал пожарных с лестницей, чтобы водворили воробьишку в гнездо. Родителям его тоже сделано предупреждение, что надо лучше смотреть за детьми. А потом, когда шёл я вниз по Ячной улице, кто-то дёрнул меня за штаны. Гляжу, а это домовой. Знаете, тот усатый, с Карловой площади.
- Который? - спросил старший дежурный. - Там их несколько живёт: Мыльноусик, Курьяножка, Квачек, по прозвищу Трубка, Карапуз, Пумпрдлик, Шмидркал, Падрголец и Тинтера - он недавно туда переселился.
- Домовой, дёрнувший меня за брюки, - отвечал Халабурд, - был Падрголец, проживающий на той, знаете, старой вербе.
- А-а! - сказал старший дежурный. - Это, ребята, очень, очень порядочный домовой. Когда на Карловой площади что-нибудь потеряют - ну, там, колечко, мячик, абрикос или хоть леденец, - он всегда принесёт и сдаст постовому, как полагается приличному человеку. Ну, ну, рассказывай.
- И вот этот Падрголец, - продолжал Халабурд, - мне говорит: "Пан дежурный, я не могу домой попасть! В мою квартиру на вербе забралась белка и меня не впускает!"
Я вытащил саблю, пошёл с Падргольцем к его вербе и приказал белке именем закона впредь не допускать таких действий, проступков и преступлений, как нарушение общественного порядка, насилие и самоуправство, и предложил ей немедленно покинуть помещение.
Белка на это ответила: "После дождичка!"
Тогда я снял пояс и плащ и залез на вербу. Когда я добрался до дупла, в котором проживает пан Падрголец, упомянутая белка начала плакать: "Пан начальник, пожалуйста, не забирайте меня! Я тут у пана Падргольца только от дождя спряталась, у меня в квартире потолок протекает..."
"Никаких разговоров, сударыня, - говорю я ей, - собирайте свои орешки или что там у вас есть и немедленно очистите квартиру пана Падргольца! И если ещё хоть раз будете замечены в том, что самоуправно, насилием или хитростью, без разрешения и согласия вторглись в чужое жилище, - я вызову подкрепление, мы вас окружим, арестуем и связанную отправим в полицейский комиссариат! Понятно?"
Вот, братцы, и всё, что я нынешней ночью видел.
- А я вот ещё в жизни ни одного домового ни разу не видал, - подал голос дежурный Бамбас. - Я до сих пор-то в Дейвицах служил, а там, в этих новых домах, никаких таких привидений, сказочных существ или, как это говорится, сверхъестественных явлений не наблюдается.
- Тут их полным-полно, - сказал старший дежурный. - А раньше сколько их было, ого-го! Например, у Шитковской плотины испокон веков водяной проживает. С ним, правда, полиции никогда дела иметь не приходилось, вполне приличный был водяной. Вот Либеньский водяной - тот старый греховодник, а Шитковский был очень порядочный парень! Управление пражского водопровода даже назначило его главным городским водяным и платило жалованье. Этот Шитковский водяной наблюдал за Влтавой, чтобы не высыхала. И наводнений он не устраивал. Наводнения делали водяные с верхней Влтавы - ну, там Выдерский, Крумловский и Звиковский. Но Либеньский водяной из зависти подговорил его, чтобы он потребовал за свою работу от магистрата чин и должность советника; а в магистрате ему отказали - говорят, высшего образования у него нет, тут Шитковский водяной обиделся и переехал в Дрезден. Теперь там воду гонит. Ни для кого ведь не секрет, что в Германии все водяные на Эльбе - сплошь чехи! А у Шитковской плотины с тех пор водяного не осталось. Потому-то в Праге иногда не хватает воды...
А на Карловой площади танцевали по ночам Светилки. Но поскольку это было неприлично и люди их боялись, управление городского хозяйства заключило с ними договор, что они переселятся в парк и там служащий газовой компании будет их вечером зажигать, а утром гасить. Но когда началась война, этого служащего призвали в армию, и так дело со Светилками забылось.
А уж насчёт русалок, так их в одной Стромовке было семнадцать хвостов; но из них три ушли в балет, одна подалась в кино, а одна вышла за какого-то железнодорожника из Стршовиц.
Всего зарегистрированных в полиции домовых и гномов, прикреплённых к общественным зданиям, монастырям, паркам и библиотекам, в Праге насчитывается триста сорок шесть штук, не считая домовых в частных домах, о которых точных сведений не имеется. Привидений в Праге была уйма, но теперь с ними покончено, поскольку научно доказано, что никаких привидений не бывает. Только на Малой Стране кое-кто до сих пор тайно и незаконно держит на чердаках одно-два привидения, как мне тут рассказывал коллега из малостранского полицейского комиссариата. Вот, насколько мне известно, и всё.
- Не считая того дракона, или, как его, змея, - подал голос стражник Кубат, - которого убили на Жижкове.
- Жижков? - произнёс старший. - Это не мой район. Отроду там не дежурил. Потому, наверно, и не слыхал о драконе.
- А я в этом деле лично участвовал, - сказал стражник Кубат. - Правда, вообще расследовал дело и вёл операцию коллега Вокоун. Давненько уж это всё было. Так вот, однажды вечером говорит этому Вокоуну одна старая тётка - была это пани Часткова, она папиросами торговала, но, по сути дела, была она, должен я вам сказать, ведьмой, колдуньей, или, вернее, вещуньей. Словом, говорит эта пани Часткова,что она нагадала на картах, будто дракон Гульдаборд держит в полоне прекрасную деву, которую он похитил у родителей, а дева эта, мол, мурцианская принцесса.
"Мурцианская или не мурцианская, - сказал на это коллега Вокоун, - а дракон должен девчонку вернуть родителям, иначе с ним будет поступлено согласно уставу, инструкциям и наставлениям, а также служебным предписаниям!"
Сказал так, опоясал себя казённой саблей - и марш искать дракона. Всякий; понятно, так сделал бы на его месте.
- Ещё бы! - сказал стражник Бамбас. - Но у меня ни в Дейвицах, ни в Стршовицах никаких драконов не наблюдалось. Ну, дальше.
- И вот, значит, коллега Вокоун, - продолжал Кубат, - захватив холодное оружие, отправился, значит, прямо ночью к Еврейским печам. И, провалиться мне, вдруг слышит: в одной яме или там пещере кто-то жутким басом разговаривает. Посветил он служебным фонариком и видит: сидит в пещере страшный дракон с семью головами; и все эти головы сразу разговаривают, спрашивают, отвечают, а некоторые даже ругаются! Сами знаете, у этих драконов нет никаких манер, а уж если есть, то только самые скверные. А в углу пещеры, и правда, рыдает прекрасная дева, затыкая себе уши, чтобы не слышать, как драконьи головы говорят все сразу басом.
"Эй вы, гражданин, - обратился коллега Вокоун к дракону - вежливо, но с официальной строгостью,- предъявите документы! Есть у вас какие-нибудь бумаги: служебное удостоверение, паспорт, удостоверение личности, справка с места работы или иные документы?"
Тут одна драконья голова захохотала, вторая стала богохульствовать, третья сквернословить, четвёртая бранилась, пятая дразнилась, шестая гримасничала, а седьмая показала Вокоуну язык.
Но коллега Вокоун не растерялся и громко закричал: "Именем закона, собирайтесь и идёмте немедленно со мной в полицию! И вы; девушка, тоже!"
"Ишь чего захотел! - закричала одна из драконьих голов. - Да знаешь ли ты, мошка человечья, кто я такой? Я - дракон Гульдаборд!"
"Гульдаборд с Гранадских гор!" - прорычала вторая голова.
"Именуемый также Великим мульгаценским змеем!" - добавила третья.
"И я тебя проглочу! - рявкнула четвёртая. - Как малину!"
"Разорву тебя в клочки, разотру в порошок, разобью вдребезги и вдобавок дух из тебя вышибу!" - загремела пятая.
"И голову тебе сверну!" - проворчала шестая. "Мокрого места от тебя не останется!" - добавила седьмая страшным голосом.
Как, по-вашему, ребята, что сделал тут коллега Вокоун? Думаете, испугался? Не тут-то было! Когда он увидел, что добром ничего не выходит, взял он свою полицейскую дубинку и изо всей силы стукнул по всем драконьим башкам, а сила у него немалая.
"Ах, батюшки! - сказала первая голова. - А ведь неплохо!"
"У меня как раз темя чесалось", - добавила вторая.
"А меня мошка в затылок кусала", - фыркнула третья.
"Миленький, - сказала четвёртая, - пощекочи меня ещё своей палочкой!"
"Только посильней, - посоветовала пятая, - а то я не чувствую!"
"И левее, - потребовала шестая, - у меня там страшно чешется!"
"Для меня твой прутик слишком тонкий, - заявила седьмая. - У тебя там ничего покрепче нет?"
Тут Вокоун вытащил саблю и семь раз рубанул по драконьим головам - чешуя на них так и забренчала.
"Так уже немного получше", - сказала первая драконья голова.
"По крайней мере, одной блохе ухо отрубил, - обрадовалась вторая, - у меня ведь блохи стальные!"
"А у меня вытащил тот волосок, который меня так щекотал", - говорит третья.
"А мне прыщик сковырнул", - похвалилась четвёртая.
"Этим гребешком можешь меня каждый день причёсывать!" - буркнула пятая.
"А я этой пушинки и не заметила", - сообщила шестая.
"Золотко моё, - сказала седьмая голова, - погладь меня ещё разочек!"
Тут Вокоун вытащил свой казённый револьвер и пустил по пуле в каждую драконью голову.
"Проклятье! - завопил Змей. - Не сыпь в меня песком, он мне в волосы набьётся! Тьфу ты, мне пылинка в глаз влетела! И что-то в зубах завязло! Ну, пора и честь знать!" - заревел дракон, откашлялся всеми семью глотками, и из всех семи его пастей в Вокоуна ударило пламя.
Коллега Вокоун не испугался; он достал служебную инструкцию и быстренько прочитал, что полагается делать полицейскому, когда против него выступают превосходящие силы противника; там было сказано, что в таких случаях следует вызвать подкрепление. Потом он посмотрел в инструкции, что надо делать в случае обнаружения огня; там говорилось, что следует вызвать по телефону пожарных. Прочитав, он стал действовать по инструкции - вызвал по телефону подкрепление из полиции и пожарную команду.
На подмогу прибежало нас как раз шестеро: коллеги Рабас, Матас, Голас, Кудлас, Фирбас и я. Коллега Вокоун нам сказал: "Ребята, нам надо освободить девчонку из-под власти этого дракона. Дракон этот, увы, бронированный, так что сабля его не берёт, но я установил, что на шее у него есть местечко помягче, чтобы он мог наклонять голову. Итак, когда я скажу "три", вы все разом ударите дракона саблей по шее. Но сперва пожарные должны потушить это пламя, чтобы оно нам не опалило мундиры!"
Не успел он это сказать, как послышалось: "Тра-ра-ра!" - и на место происшествия прибыло семь пожарных машин с семью пожарными.
"Пожарные, внимание! - крикнул молодецким голосом Вокоун. - Когда я скажу "три", каждый из вас пустит струю из шланга прямо в пасть дракона; старайтесь попасть в глотку- оттуда-то и бьёт пламя. Итак, внимание: раз, два, три!"
И как только он сказал: "Три!" - пожарные пустили семь струй воды прямёхонько в семь драконьих пастей, из которых так и било пламя, как из автогенной горелки. Ш-ш-ш!.. Ну и зашипело же! Дракон давился и захлёбывался, кашлял и чихал, шипел и хрипел, храпел и ругался, отплёвывался и фыркал, кричал "мама" и молотил вокруг себя хвостом, но пожарные не сдавались и лили и лили воду, пока из семи драконьих пастей вместо огня не повалил пар, как из паровоза, так что ничего нельзя было и в двух шагах разглядеть. Потом пар рассеялся, пожарные остановили воду, сирена заревела, и они помчались домой, а дракон, весь обмякший и вялый, только фыркал, отплёвывался, вытирал глаза и ворчал: "Погодите, ребята, я вам этого не спущу!"
Но тут коллега Вокоун как крикнет: "Внимание, братцы: раз, два, три!" И только он сказал "три", как мы все дружно полоснули саблями по семи драконьим шеям и семь голов полетели на землю, а из семи обрубленных шей хлынула вода как из колонки - столько её налилось в этого дракона!
"А теперь пошли к этой мурцианской принцессе, - сказал Вокоун. - Только смотрите осторожнее, мундиры не забрызгайте!"
"Благодарю тебя, доблестный рыцарь, - сказала девушка, - за то, что ты освободил меня от власти этого Змея. Я играла с подружками в мурцианском парке в волейбол, в салки и в прятки, когда налетел этот толстый старый Змей и понёс меня без остановки прямо сюда!"
"А как вы, барышня, летели?" - осведомился Вокоун.
"Через Алжир и Мальту, Белград и Вену, Зноймо, Чеслав, Забеглице и Страшнице прямо сюда, за тридцать два часа семнадцать минут и пять секунд франко-нетто!" - сказала мурцианская принцесса.
"Выходит, этот дракон побил рекорд полёта на дальность с пассажиром? - удивился коллега Вокоун. - Я вас, барышня, поздравляю! А теперь надо бы телеграфировать вашему батюшке, чтобы он за вами кого-нибудь прислал".
Не успел он договорить, как подлетел автомобиль. Из него выскочил король мурцианский с короной на голове, весь в горностае и бархате. От радости он запрыгал на одной ножке и закричал: "Деточка дорогая, наконец-то я тебя нашёл!" "Минутку, ваша милость, - прервал его Вокоун. Вы на своей машине превысили установленную скорость езды. Понятно? Заплатите семь крон штрафу!"
Король мурцианский начал шарить по всем карманам, бормоча: "Ну и осёл же я! Ведь взял с собой семьсот дублонов, пиастров и дукатов, тысячу песет, три тысячи шестьсот франков, триста долларов, восемьсот двадцать марок, тысячу двести шестнадцать чешских крон, девяносто пять геллеров, а теперь в кармане у меня ни гроша, ни копейки, ни полушки! Видно, всё истратил по дороге на бензин и на штрафы за езду с недозволенной скоростью. Благородные рыцари, эти семь крон я пришлю со своим визирем!"
Затем мурцианский король откашлялся, положил себе руку на грудь и обратился к Вокоуну: "Как мундир твой, так и твой величавый вид говорят мне, что ты либо славный воин, либо принц, либо, наконец, государственный муж. За то, что ты освободил мою дочь и заколол страшного мульгаценского Змея, я должен бы предложить тебе её руку, но у тебя на левой руке я вижу обручальное кольцо, из чего заключаю, что ты женат. Детишки есть?"
"Есть, - отвечал Вокоун. - Есть трёхлетний сынишка и дочка, ещё грудная".
"Поздравляю, - сказал мурцианский король. - А у меня только вот эта девчонка. Погоди-ка! Придумал: тогда я тебе отдам половину своего мурцианского королевства! Это будет примерно семьдесят тысяч четыреста пятьдесят девять квадратных километров площади, семь тысяч сто пять километров железных дорог, плюс двенадцать тысяч километров шоссейных дорог и двадцать два миллиона семьсот пятьдесят тысяч девятьсот одиннадцать жителей обоего пола. Ну как - по рукам?"
"Пан король, - отвечал Вокоун, - тут есть закавыка. Я и мои товарищи убили дракона, исполняя служебные обязанности, поскольку он не повиновался властям и отказался идти со мною в полицию, оказав сопротивление. А при исполнении служебных обязанностей никто из нас не имеет права принимать никаких наград или подарков, ни в коем случае! Это запрещено!"
"А-а! - сказал мурцианский король. - Но тогда я бы мог эту половину мурцианского королевства со всем хозяйством преподнести в дар всей пражской полиции, в знак моей королевской благодарности".
"Это бы ещё куда ни шло, - заявил Вокоун, - но и тут есть некоторое затруднение. У нас под наблюдением вся Прага, вплоть до городской черты. Представляете, сколько у нас хлопот и беготни? А если нам ещё придётся за половиной мурцианского царства присматривать, мы до того избегаемся, что ног под собой чуять не будем. Пан король, мы вас очень, очень благодарим, но с нас и Праги хватает!"
"Ну, тогда, - сказал мурцианский король, - дам я вам, братцы, пачку табаку, которую я захватил с собой в дорогу. Это настоящий мурцианский табак, и хватит его как раз на семь трубок, если только не будете их слишком набивать. Ну, дочурка, давай в машину и поехали!"
А когда он укатил, мы, то есть коллеги Рабас, Гол ас, Матас, Кудлас, Фирбас, Вокоун и я, пошли в дежурку и набили себе трубки, этим мурцианским табаком. Ребята, доложу я вам, такого табаку я сроду ещё не курил! Был он не очень крепкий, зато пахнул мёдом, чаем, ванилью, корицей, гвоздикой, фимиамом и бананами, но жаль, у нас трубки очень прокоптели, так что мы этого аромата и не почувствовали...
Дракона же хотели отдать в музей, но, когда за ним приехали, он весь превратился в студень - верно, потому, что так намок и набрался воды...
Вот и всё, что я знаю.
Когда Кубат досказал сказку о драконе в Жижкове, все стражники некоторое время молча покуривали: видно, думали про мурцианский табак. Потом заговорил стражник Ходера:
- Раз тут коллега Кубат рассказал вам о жижковском драконе, так я уж вам расскажу про дракона с Войтешской улицы. Шёл я как-то обходом по Войтешской улице и вдруг, представляете себе, вижу на углу, возле церкви, громаднейшее яйцо. Такое здоровенное, что и в каску бы мою не влезло, и тяжёлое-претяжёлое, словно из мрамора.
"Вот так штука, - говорю себе, - это не иначе как страусовое яйцо или что-нибудь в этом роде! Отнесу-ка я его в управление, в отдел находок - хозяин, наверно, заявит о пропаже".
Тогда в этом отделе работал коллега Поур; у него как раз от простуды ломило поясницу, и потому он так натопил печку, что в комнатах было жарко, как в трубе, как в духовке или как в сушилке!
- Привет, Поур, - говорю, - жарко у тебя тут, как у чёртовой бабушки на печке! Докладываю, что нашёл на Войтешской улице какое-то яичко.
- Так сунь его куда-нибудь, - говорит Поур, - и садись, я тебе расскажу, чего я натерпелся от этой поясницы!
Ну, поговорили мы с ним о том о сём - уже и смеркаться стало, и вдруг слышим в углу какой-то хруст и треск. Зажгли мы свет, смотрим - а из яйца вылезает дракон. Не иначе, как жара подействовала! Ростом он был не больше, сказать, фокстерьера, но это был змей, мы это сразу поняли, потому что у него было семь голов. Тут бы никто не ошибся.
- Вот так номер, - сказал Поур, - что же нам с ним делать? На живодёрню, что ли, позвонить, чтобы его забрали?
- Слышь-ка, Поур, - говорю ему, - дракон - животное очень редкое. Я думаю, надо в газету объявление дать. Хозяин отыщется.
- Ну ладно, - сказал Поур. - А только чем мы его пока будем кормить? Попробуем накрошить ему хлебца в молоко. Детишкам молоко всего полезнее! Накрошили мы семь булок в семь литров молока, Поглядели бы вы, как наш драконёнок накинулся на угощение! Головы отталкивали друг друга от миски, рычали друг на друга и лакали так, что всю канцелярию обрызгали. Потом одна за другой облизнулись и легли спать. Тогда Поур запер змея в помещении, где лежали все утерянные и найденные в Праге вещи, и дал в газеты такое объявление: "Щенок дракона, только что вылупившийся из яйца, найден на Войтешской улице. Приметы: семиголовый, в жёлтых и чёрных пятнах. Владельца просят обратиться в полицию, в отдел находок".
Когда поутру Поур пришёл в свою канцелярию, он только и смог выговорить:
- Елки-палки, батюшки светы, гром и молния, чтоб тебе провалиться, ни дна ни покрышки, будь ты проклят, чтобы не сказать большего!
Ведь этот самый змей за ночь сожрал все вещи, которые в Праге потерялись и нашлись: кольца и часы, кошельки, бумажники и записные книжки, мячи, карандаши, пеналы, ручки, учебники и шарики для игры, пуговицы, кисточки и перчатки и вдобавок все казённые папки, акты, протоколы и подшивки - словом, всё, что было в канцелярии Поура, в том числе и его трубку, лопатку для угля и линейку, которой Поур линовал бумагу. Столько всего эта тварь съела, что стала вдвое больше ростом, а некоторым головам стало от этого обжорства даже плохо.
- Так дело не пойдёт, - сказал Поур, - я такую скотину здесь держать не могу!
И он позвонил в Общество покровительства животным, чтобы вышеупомянутое Общество великодушно предоставило у себя место драконьему детёнышу, как призревает оно бездомных собак и кошек. Пожалуйста, - отвечало Общество и взяло драконеныша в свой приют. - Только надо бы знать, - продолжало оно, - чем, собственно, эти драконы питаются. В учебниках биологии об этом ни звука!
Решили проверить это на опыте и стали кормить драконёнка молоком, сосисками, яйцами, морковью, кашей и шоколадом, гусиной кровью и гусеницами, сеном и горохом, баландой, зерном и колбасой по особому заказу, рисом и пшеном, сахаром и картошкой да ещё и кренделями. Дракон уписывал все; и, кроме того, он слопал у них все книги, газеты, картины дверные задвижки и вообще всё, что у них там было; а рос он так, что скоро стал больше сенбернара.
И тут пришла на имя Общества телеграмма из далёкого Бухареста, в которой было волшебными письменами написано:
Драконий детёныш - заколдованный человек. Подробности лично. Приеду ближайшие триста лет.
Волшебник Боско.
Тут Общество покровительства животным почесало в затылке и сказало:
- Если этот дракон - заколдованный человек, то это не по нашей части и мы его держать у себя не можем. Надо отправить его в приют или в детский дом!
Но приюты и детские дома ответили:
- Нет уж, если человек превращён в животное, то это уже не человек, а животное, и им занимаемся не мы, а Общество покровительства животным!
И договориться они никак не могли; в результате ни Общество, ни детские дома не хотели держать у себя дракона, а бедный дракон так расстроился, что и есть перестал; особенно грустили его третья, пятая и седьмая головы.
А был в том Обществе один маленький, худенький человек, скромный и незаметный, как мышка, звали его как-то на Н: Новачек, или Нерад, или Ногейл... да нет, звали его Трутина! И когда этот Трутина увидел, как драконьи головы одна за другой сохнут от горя, он сказал:
- Уважаемое Общество! Человек это или зверь, я готов взять этого дракона к себе домой и как следует заботиться о нём!
Тут все сказали:
- Ну и прекрасно!
И Трутина взял дракона к себе домой. Надо признаться, заботился он о драконе, как и обещал, добросовестно, кормил его, чесал и гладил:
Трутина очень любил животных. По вечерам, возвращаясь с работы, он выводил дракона на прогулку, чтобы тот немного размялся, и дракон бегал за ним, как собачонка, и вилял хвостом.
Отзывался он на кличку Амина.
Однажды вечером заметил их живодёр и говорит:
- Пан Трутина, что это у вас за зверь? Если это дикий зверь, хищник или ещё что, то его водить по улицам нельзя; а если это собака, то вы обязаны купить жетон и ошейник!
- Это собака редкостной породы, - отвечал Трутина, - так называемый драконий пинчер, или семиглавый змеепёс. Правда, Амина?.. Не сомневайтесь, пан живодёр, я куплю ей номер и ошейник!
И Трутина купил Амине собачий номер, хотя пришлось ему, бедняжке, отдать за него последние деньги.
Но вскоре снова ему встретился живодёр и сказал:
- Это не дело, господин Трутина! Раз у вашей собачки семь голов, то и жетонов должно быть семь и семь ошейников, потому что, по правилам, на каждой собачьей шее должен висеть номер!
- Пан живодёр, - возразил Трутина, - да ведь у Амины номер на средней шее!
- Это безразлично, - сказал живодёр, - ведь остальные шесть голов бегают без ошейников и номеров, как бродячие собаки! Я этого не потерплю! Придётся забрать вашего пса!
- Погодите ещё три дня, - взмолился Трутина, - я куплю Амине номерки!
И пошёл домой грустный-прегрустный, пртому что денег у него не было ни гроша.
Дома он чуть не заплакал, так было ему горько; сидел он и представлял себе, как живодёр заберёт его Амину, продаст его в цирк или даже убьёт. И, услышав, как он вздыхает, дракон подошёл к нему и положил ему на колени все семь голов и посмотрел ему в глаза своими прекрасными, грустными глазами; такие прекрасные, почти человеческие глаза бывают у всякого зверя, когда он смотрит на человека с доверием и любовью.
- Я тебя никому не отдам, Амина, - сказал Трутина и погладил дракона по всем семи головам.
Потом он взял часы - отцовское наследство, взял свой праздничный костюм и лучшие ботинки, все продал и ещё призанял деньжат и на все эти деньги купил шесть собачьих номеров и ошейников и повесил своему дракону на шею. Когда он снова вывел Амину на прогулку, все жетоны звенели и бренчали, словно ехали сани с бубенцами.
Но в тот же вечер пришёл к Трутине хозяин того дома, где он жил, и сказал:
- Пан Трутина, мне ваша собака что-то не нравится! Я, правда, в собаках не разбираюсь, но люди говорят, что это дракон, а драконов я в своем доме не потерплю!
- Пан хозяин, - сказал Трутина, - ведь Амина никого не трогает!
- Это меня не касается! - сказал домовладелец. - В приличных домах драконов не держат, и точка! Если вы эту собаку не выкинете, то с первого числа потрудитесь освободить квартиру! Я вас предупредил, а за сим честь имею кланяться! И он захлопнул за собой дверь.
- Видишь, Амина, - заплакал Трутина, - ещё и из дому нас выгоняют! Но я тебя всё равно не отдам!
Дракон тихонько подошёл к нему, и глаза его так чудесно сияли, что Трутина совсем растрогался.
- Ну, ну, старина, - сказал он, - знаешь ведь, что я тебя люблю!
На другой день, глубоко озабоченный, пошёл он на работу (он служил в каком-то банке писцом). И вдруг его вызвал к себе начальник.
- Пан Трутина, - сказал начальник, - меня не интересуют ваши личные дела, но до меня дошли странные слухи, будто вы держите у себя дракона! Подумать только! Никто из ваших начальников не держит драконов! Это мог бы себе позволить разве какой-нибудь король или султан, а уж никак не простой служащий! Вы, пан Трутина, живёте явно не по средствам! Либо вы избавитесь от этого дракона, либо я с первого числа избавлюсь от вас!
- Пан начальник, - сказал Трутина тихо, но твердо, - я Амину никому не отдам!
И пошёл домой такой грустный, что ни в сказке сказать, ни пером описать.
Сел он дома на стул, ни жив ни мёртв от горя, и из глаз его потекли слезы. И вдруг он почувствовал, что дракон положил ему головы на колени. Сквозь слезы он ничего не видел, а только гладил дракона по головам и шептал:
- Не бойся. Амина, я тебя не оставлю.
И вдруг показалось ему, что голова Амины стала мягкой и кудрявой. Вытер он слезы, поглядел - а перед ним вместо дракона стоит на коленях прекрасная девушка и нежно смотрит ему в глаза.
- Батюшки! - закричал Трутина. - А где же Амина?!
- Я принцесса Амина, - отвечала красавица. - До этой минуты я была драконом - меня превратили в дракона, потому что я была гордая и злая. Но уж теперь я буду кроткой, как овечка!
- Да будет так! - раздался чей-то голос.
В дверях стоял волшебник Боско.
- Вы освободили её, пан Трутина, - сказал он. - Любовь всегда освобождает людей и животных от злых чар.
Вот как здорово получилось, правда, ребята? А отец этой девушки просит вас немедленно приехать в его царство и занять его трон. Так что живей, а то как бы нам на поезд не опоздать!
- Вот и конец истории с драконом с Войтешской улицы, - закончил Ходера. - Если. не верите, спросите у Поура.
